Идеологическая картина русской эмиграции 1930-х годов чрезвычайно сложна. С одной стороны, практически по любому вопросу — как важному, так и третьестепенному — ведется самая острая полемика; при этом третьестепенные вопросы явно преобладают. С другой стороны, наблюдается почти полное единодушие в решении наиболее животрепещущих проблем. Между представителями эмиграции ведется ожесточенный спор, предлагаемые решения порой взаимоисключающи, но проблема, стоящая в центре любой эмигрантской идеологии, практически одна — потерянная Россия. Используя термин С. Жижека1 , можно сказать, что Россия — это «главная недостача» русской эмиграции.
Эмигрантские идеологические концепции возникают в процессе отталкивания от большевистской идеологии, господствующей в метрополии. Как неоднократно отмечалось, это отталкивание нередко создает эффект зеркальности: в ряде случаев эмигрантская идеология повторяет большевистскую идеологию, только с обратным знаком. Так или иначе советская государственная идеология и «скрытая идеология»2 русской эмиграции на протяжении нескольких десятилетий развиваются как бы параллельно. Это утверждение, правда, требует определенных оговорок, касающихся как воздействия на эмиграцию западной культуры и политической ситуации, так и разных форм бытования идеологии в эмигрантской среде и советской России. Если большевистская идеология 1920-х годов исходила из понятий «социальная справедливость» и «класс», то в культуре сталинской эпохи происходят важные идеологические трансформации: вместо «класса» — «Родина» и «советский народ» (под которым все чаще подразумевается русский народ, «сплотивший» все остальные)3 .
Друг рассказал о том, что на ресурсе Regservicehome.ru есть информация про Дубна, ремонт стиральных машин , советую посмотреть. Очень полезная информация.
Идеологические построения эмиграции изначально организованы вокруг концепта «Россия». Изменения, проходящие в них на рубеже 1920—1930-х годов, во многом параллельны советским. При этом взгляд на «Россию» значительно меняется — благодаря появлению рядом таких концептов, как «вечность» и «смерть». Если СССР приближает к себе историческую Россию в мессианском пафосе построения новой — вечной — реальности4 , то эмиграция все больше подчеркивает разницу между вечным и реальным, погибшей Россией и советским государством, переводя в сферу вечности и свое прошлое, и свое настоящее. Эти тенденции хорошо видны на примере жанра литературной биографии, ставшего необычайно популярным в 1930-е годы как в СССР, так и в русском зарубежье. Процесс складывания этого жанра и его дальнейшее развитие отражают идеологические тенденции эмигрантской культуры.